1° Их имена и их количество. Перейдём теперь ко второй группе книг Ветхого Завета (см. том 1, стр. 12–13). Эта группа включает в себя писания, которые, в зависимости от преобладающего элемента, называются поэтическими, дидактическими, мудрыми или нравоучительными. Первый из этих эпитетов наиболее употребителен в наши дни; он относится преимущественно к внешней форме. Остальные сосредоточиваются на сути, и древние авторы отдавали им предпочтение (святой Иоанн Златоуст в своём «Синопсисе S. Script.» различает в Ветхом Завете три части: τὸ ἐστοριχόν, τὸ πρφητιχόν, τὸ συμβουλευτιχόν. Последняя, «советующая», эквивалентна книгам мудрости); Они прекрасно выражают цель и общий характер этой части Библии, в которой нравственное учение играет столь важную роль и где так часто излагаются правила истинной мудрости, святой жизни и угодных Богу сердцу. В еврейской Библии поэтические книги, или книги мудрости, относятся к категории Kетубим или Агиографы, а также несколько других вдохновенных писаний (см. том 1, стр. 13).
Из сорока шести книг, составляющих Ветхий Завет, только восемь являются поэтическими в строгом смысле этого слова: 1. Иов, 2. Псалмы, 3. Пословицы4° лЭкклезиаст5° Песнь Песней, 6. Книга Премудрости, 7. Книга Сираха, 8. Плач Иеремии. В Септуагинте и Вульгате Плач Иеремии связывается с пророчеством Иеремии. Книга Премудрости и Книга Сираха, отсутствующие в еврейском каноне, являются второканоническими писаниями.
2° Поэтическая природа Библии, рассматриваемая как единое целое. – Если понимать слово «поэзия» в широком смысле, то, несомненно, вся Библия – это обширная и великолепная поэма, и поэтические красоты можно найти почти на каждой странице. В любой момент, даже в исторических книгах, и тем более в писаниях пророков, под простыми одеяниями прозы, можно любоваться отрывками, которые, иногда силой и возвышенностью своих чувств, иногда поразительной, великолепной образностью, поднимаются до самых вершин поэзии. Уильям Джонс, известный своими работами об азиатской поэзии (Poeseos asiaticae commentarii, (Оксфорд, 1774), мог искренне сказать: «Я читал Священное Писание с большим вниманием, и я думаю, что этот том, помимо своего небесного происхождения, содержит больше красноречия, больше нравственной мудрости, больше поэтических богатств, словом, больше красот всякого рода, чем можно было бы почерпнуть из всех других книг вместе взятых, в каком бы веке и на каком бы языке они ни были написаны‘ (цитата по Сикарду, Уроки священной поэзии евреев, переведенные… на французский язык с латыни доктора Лоута, т. 1, стр. 10 2-го издания). » Поэтическое дыхание поэтому витает над всей Библией.
Но этого недостаточно, ибо очень часто встречаются, вперемешку с прозой, отрывки, которые являются поэтическими в строгом смысле этого слова. Полный список был бы длинным; вот по крайней мере основные из них: Быт. 1:26; 4:23-24; 5:29; 9:25-27; 14:19; 24:60; 27:28-29, 39-40; 49:1-27; Исх. 15:1-21; Чис. 6:24-26; 10:35; 21:14-15, 17-18, 27-30; 23:7 и дал.; Втор. 32:1 и дал.; 33:1 и дал.; Нав. 10:12; Суд. 5, 1 и дал.; 14, 14, 18; 15, 16; 1 Царств 2, 1–10; 18, 7; 2 Царств 1, 18–27; 3, 33–34; 22, 1–51; 23, 1–7; 3 Царств 12, 16; 1 Паралипоменон 16, 8–36; Товит 13, 1–23; Иудифь 16, 2–21; Исаия 5, 1–2; 12, 1–6; 14, 4–23; 25, 1–5, 9; 26, 1–19; 27, 2–5; 38, 10–20; Дан. 3, 52–90; Ион. 2, 3–10; Авв. 3, 1 и далее. А сколько ещё страниц из пророков мы могли бы процитировать!.
3° Некоторые общие характеристики библейской поэзии. — Превосходя все остальные своей целью, которая есть освящение, и своим происхождением, которое всецело божественно, поэзия Библии по своей эстетической красоте не уступает самым совершенным произведениям человеческой литературы. Даже лучшие учителя, рационалисты, не колеблясь признают это: «она уникальна в своем роде и во многих отношениях превосходит все остальные» (Эвальд). Особенно восхваляются ее простота и ясность, «которые едва ли можно найти где-либо еще»; ее изящество, столь естественное, хотя и возвышенное и изысканное; ее «чудесная независимость от очарования формы», даже когда она наиболее ослепительна; ее восхитительная полнота, которая льется «через край» (см. Лоут, De sacra poesi Hebraeorum, Оксфорд, 1753; Гердер, История еврейской поэзии, перевод мадам де Карловиц, Париж, 1845 г.; Господин Плантье, Литературоведение о библейских поэтах, Париж, 1842).
Несмотря на свою возвышенность и происхождение от одного народа, еврейская поэзия отличается ещё и своим универсальным характером, присущим как Новому, так и Ветхому Завету, народам Запада и Востока, всем частям и всем векам человечества. Она католическая, как и книга, в которой она изложена. С этой точки зрения, между ней и поэзией Индии, Египта, Ассирии, арабов и т. д., которая весьма специфична и, так сказать, узка в своём жанре, лежит неизмеримая дистанция.
Ещё один важный момент: поэзия Библии исключительно религиозна и священна. С самого своего зарождения, независимо от божественного вдохновения, она всегда является продуктом религии: её непосредственно порождали не исторические события, военные подвиги или грандиозные природные пейзажи, а религиозные впечатления; таким образом, главное место в ней занимают божественные откровения и нравственные истины; всё остальное сводится к религии. Однако у евреев существовала и светская поэзия, о чём свидетельствуют различные тексты пророков (см. Ис. 23:16; 24:9; Амос 6:5; 8:10); но, по общему мнению, она не достигла высокого уровня развития либо потому, что от неё не сохранилось ни одного фрагмента, либо потому, что в Израиле «интеллектуальное и литературное формирование осуществлялось только в сочетании с религиозной жизнью».»
Другая общая характеристика еврейской поэзии заключается в том наборе черт, общих для всех литератур, который обобщается под названием «поэтическая выразительность». Это более витиеватый, более блестящий, более изысканный язык, чем язык простой прозы; следовательно, более тщательно подобранные и звучные слова, необычные конструкции и сочетания, особенно частое использование фигур речи и сравнений. «Восточные поэты отличаются в этом отношении от наших западных только большей смелостью, более обильным использованием метафор, более сильными гиперболами, более насыщенным колоритом, яркость которого равна яркости их солнца» (Библейский человек, (т.2, н.588).»
Благодаря своему внутреннему единству, позволявшему ей воспевать только Бога и Божественное, библейская поэзия никогда не представляла столь многообразных и разносторонних форм, как светская поэзия других народов. Её можно свести лишь к двум жанрам: жанру сэр (т.е.: песнопение), или лирическое, и жанр машал (буквально: пословица), или дидактический. В категории сэр все псалмы включены, Песнь Песней и Плач Иеремии (а также большинство поэтических отрывков, разбросанных по всей Библии и упомянутых выше). К жанру машал принадлежат речи Книга Иова, несмотря на лирический импульс, который обычно их вдохновляет, Пословицы, Л'Экклезиаст, Мудрость и Экклезиастик.
4° Ритм в еврейской поэзии, и особенно параллелизм, который формирует ее отличительный характер. — Нет поэзии без ритма, то есть без размеренного, ритмичного движения слов и фраз, соответствующего ритму душевных чувств, без которого не было бы ни гармонии, ни красоты. Но ритм может принимать различные формы, и именно здесь становится очевидным различие между библейской и другими видами поэзии. Нет ничего особенно необычного в ритме слов, или ритме, создаваемом сочетанием кратких и долгих, ударных и безударных слогов: тем не менее, существование третьего класса слогов в еврейском языке, очень коротких, придаёт священной поэзии замечательную гибкость и очарование, из которых Моисей, Давид и Исайя черпали прекрасные эффекты (мы не собираемся обсуждать quæstio vexata В какой степени еврейский стих подчинялся просодическому измерению, до уровня метра? См. некоторые поучительные указания в руководство по Библии, т.2, пп. 597-599, и у Корнели, Historica et Crita Introductio в utriusqueтестационных книгах священных книг, т. 2, ч. 2, с. 14–20. Мы, как и отец Корнели, полагаем, что в новейших системах много произвола, и что решение, похоже, ещё не готово. Для обсуждения самой проблемы см. Le Hir, ТО Книга Иова, Париж, стр. 188-215; Бикелл, Библейские правила, примеры иллюстраций, Инспрюк, 1879, и Кармина Ветерис Завети метрика, Инспрюк, 1882; Гитманн, De re metrica Hebraeorum, Фрайбург-им-Брайсгау, 1880 г.).
Подлинной отличительной чертой библейской поэзии, придающей ей особый характер, является так называемый параллелизм. Как следует из названия, он состоит из нескольких предложений или фраз, расположенных рядом друг с другом подобно параллельным линиям в геометрии, выражающим одну и ту же мысль (термин «parallelismus» ввёл англичанин Лоут). мемброрум ; Он также был тем, кто открыл и наиболее полно изложил закон параллелизма в своей знаменитой работе De sacra poesi Hebraeorum, (уже цитировалось выше). Ибо еврейский поэт не ограничивает чувство, вырывающееся из его взволнованного ума, одной фразой; он делит его на два или более предложений, которые дополняют друг друга и выражают идею во всей ее полноте. Например, Бытие 4:23, от еврейского: Ада и Зела, послушайте голоса моего; жены Ламеха, послушайте слов моих. Я умерщвляю мужа за рану мою, и юношу за ушиб мой. Или, в первой песне Моисея, Исход 15:6 и 8: Десница Твоя, Боже, славится силою; десница Твоя, Боже, сокрушает врага… От гнева Твоего нахлынули воды, потоки стали стеною, огустели воды среди моря. В этих примерах мы встречаем двухчастный параллелизм три раза и трехчастный один раз. Использование двустороннего параллелизма является наиболее распространенным: отсюда и название каппул, «удвоение», как его обозначали древние раввины; но тристих и даже тетрастих не редкость в Библии. Вот несколько примеров: Блажен муж, который не ходит на совет нечестивых, и не стоит на пути грешных, и не сидит в собрании развратителей. Пс. 1:1. Да преследует меня враг и нападает на меня; да попирает в прах жизнь мою, и славу мою низлагает в прах. Пс. 7:6. Я возлюбил её (мудрость) и взыскал её от юности моей; взыскал её себе, и увлекся красотой её. Прем. 8:2. Не убоишься ужасов ночи, стрелы, летящей днём, ни тварей, ходящих во тьме, ни нападений диавола в полдень. Пс. 89, 5-6.
О параллелизме весьма метко сказано, что он подобен рифме мыслей и чувств; его также справедливо сравнивают с повторяющимися взмахами крыльев, с ритмичным движением маятника, качающегося взад и вперёд. Чтобы нарушить его монотонность, еврейские поэты придавали ему различные формы, которые современные писатели объединяют в четыре группы: параллелизм синонимии, параллелизм синтеза, параллелизм антитезы и просто ритмический параллелизм.
Параллелизм синонимичен, когда различные предложения выражают одну и ту же мысль, и только слова варьируются в большей или меньшей степени. Ср. Пс. 1:1; 2:1, 2, 4, 5; 3:2; 8:4 и сотню подобных отрывков. Симметрия предложений иногда полная; обычно нюансы вводятся намеренно; почти всегда в идее присутствует определенная градация. Это раскатистое эхо. Внемлите, небеса, ибо я буду говорить. Земля, услышь слова уст моих. Да прольется учение мое, как дождь, да сойдут слова мои, как роса; как ливни на молодую траву, как влажный дождь на нежные растения. Втор. 32:1-2. Господи, не во гневе Твоем обличай меня и не во ярости Твоей наказывай меня. Пс. 6:1. Глас Господа сокрушает кедры, Господь сокрушает кедры Ливанские… Господь дает силу народу Своему, Господь благословляет народ Свой в мир. Пс. 27:5-11.
В то время как синонимический параллелизм чаще встречается в Псалмах, антитетический параллелизм чаще используется в книгах Притчей и Екклесиаста, поскольку по своей форме он хорошо подходит для выражения нравственных заповедей: он заключается, как следует из его названия, в том, что одна часть предложения противопоставляется другой по смыслу или языку. Ср. Пс. 19:8-9; Прит. 11:1, 3, 4 и т. д. Мудрый сын радость отца своего, а глупый сын — горе матери своей... Ненависть возбуждает ссоры, но любовь Простите все ошибки… Язык праведника – отборное серебро, а сердце нечестивых – негодное. Прит. 10:1, 12, 20. Параллелизм синтетический, когда мысль, выраженная в одной части, продолжается, дополняется, доказывается или разъясняется по-разному в другой части; поэтому он заключается только в сходстве конструкции, а не в сходстве или противопоставлении выражений и мыслей. Ср. Пс. 17:8-10; Прит. 30:17 и т. д. К Господу взываю, и Он слышит меня со святой горы Своей. Ложусь и сплю, и бодрствую, ибо Господь подкрепляет меня. Пс. 3:5-6. Научу грешников путям Твоим, и нечестивые к Тебе обратятся. Пс. 49:15. Наконец, мы встречаем стихи, где идея выражена простой фразой, которую, тем не менее, можно разделить на две части по ритму, но не по содержанию: это ритмический параллелизм. Господи! буду славить Тебя всем сердцем моим в собрании и сонме праведных. Велики дела Господа, совершенны по всей воле Его. Псалом 109:1-2. Я – человек, испытавший бедствие от жезла гнева Его; Он гнал меня и вёл меня во тьму, а не во свет. Плач Иеремии 3, 1-2.
Смешение этих различных видов параллелизма дает замечательные эффекты, которые великолепно эксплуатировали священные поэты (о множественном развитии параллелизма у евреев и о методах, использовавшихся для его украшения и приукрашивания, см. Человек. Библ., т. 2, н. 594.
Обычно придаточные предложения примерно одинаковой длины. Однако иногда очень короткое предложение внезапно следует за предложением средней длины для большего эффекта. Кто может сделать чистым нечистое? Ни одно. Иов 14:4, согласно еврейскому переводу. Глупец говорит в сердце своём: «Нет Бога; дела Его порочны и мерзки; нет делающего правду» (Псалом 13:1-2). Иногда также относительно длинные строки разрываются благозвучной цезурой: Закон Господа совершен, успокаивает душу; повеления Господа верны, вразумляют простых; уставы Господа праведны, веселят сердце; повеления Господа чисты, просвещают очи (Псалом 17:8-10).
Завершим эти краткие сведения о еврейской поэзии тем, что касается строф. Это относится к разделению и симметричному соединению групп мыслей и, следовательно, групп стихов. Подобно тому, как ритм слов управляет приливами и отливами слогов, а ритм стихов – цезурой и разнообразной структурой элементов предложения, так и ритм строф управляет гармоническим соединением или разделением стихов по законам мысли. Иногда строфы библейских стихотворений ясно обозначены рефреном. Так, например, в Псалмах 41 и 42, где следующие строки повторяются четыре раза, примерно с равными интервалами: Что унываешь ты, душа моя? Что смущаешься? Возложи на Бога надежду твою, ибо я буду еще славить Его; Он — спасение лица моего и Бог мой (ср. Пс. 39, 6, 12; 45, 8, 12; 56, 6, 12; Ис. 9, 12, 17, 21 и 10, 4 и т. д.)
В других местах идентичное начало отмечает начало строф (например, в стр. 62 (ивр.), где каждая строфа открывается частицей ‘'ак (стихи 2, 6, 10); или несколько неясное выражение Села (См. комментарий к Псалму 3, стих 3), опущенный в Вульгате, что указывает на конец. Но чаще всего они определяются только смыслом, и если порой он проявляется с большой ясностью, как в Псалмах 1, 2 и т. д., то обычно существует некоторая неопределенность в отношении деления строф. Более того, они далеко не всегда состоят из одинакового количества строк (комментарий постарается максимально это отметить. Мы будем иногда упоминать так называемые алфавитные стихотворения, в которых различные строки или строфы обозначены последовательностью букв алфавита).
Рифма, играющая столь важную роль в поэзии западных языков, неоднократно встречается в библейских поэмах, и иврит по самой своей природе предлагает удивительные возможности в этом отношении (еврейская литература Средних веков и более поздних столетий наглядно демонстрирует это); но это лишь очень редкое исключение (некоторые из наиболее ярких примеров: Быт. 4, 23; Суд. 14, 18 и 16, 23-24; 1 Царств 18, 7; Пс. 6, 2; 8, 5; Притч. 31, 17; Песн. 3, 11).
